Жили-были царь с царицею, и был у них сын. Рос царевич не по дням, а по часам, и до того смышлён умом был, что батюшка с матушкой нарадоваться не могли, на родное дитя глядючи. Вырос царевич – любо-дорого посмотреть: стать молодецкая, силушка богатырская – а умом всех мудрецов в царстве обошёл.
Однако и у царей не всё гладко в жизни бывает – захворал вдруг царевич и слёг в постель. Как узнали о том царь с царицею — сильно опечалились, и послали гонцов во все концы земли скликать к сыну лекарей и знахарей. Обещал царь, что ежели вылечит кто его родную кровинушку – отдаст тому всё, что только ни пожелает!
Поскакали гонцы во все стороны, стали сзывать к царевичу всех лекарей-знахарей, всех травников-ведунов, всех мудрецов-волшебников. Потянулся народ в палаты царские рекою широкою, всяк знахарь своё лекарство царевичу предлагает, да только толку с того никакого не получается.
А царевичу всё хуже и хуже: румянец с лица сошёл, кожа белее молока парного, руки-ноги, что травинки тоненькие, совсем силушку растеряли. Кружат вокруг царевича царь с царицею, да с мамками-няньками, кормят его с золочёной ложечки, поят с серебряной кружечки, да слезами горькими обливаются.
Пришёл чёрный день, когда не осталось в палатах царских ни одного лекаря, ни одного знахаря, ни одного мудреца волшебника: какие знали лекарства от хворей – все испробовали, да только проку от того не добились. Царица с мамками-няньками плачут-убиваются, а царь думу думает скорбную, как бы не пришлось ему родному сыну дорогу на тот свет уступать.
Приходит тут к царю слуга и говорит:
— Царь-батюшка, стоит у ворот старушка-нищенка, просит пустить её на царевича глянуть. Токмо на лекарку она не схожа, не иначе, как хочет на горе нашем брюхо с мощной набить.
Отвечает ему царь:
— Лекарка она или нет, царевич наш всё одно уже не жилец на ентом свете – нет в миру такого средства, чтоб от хвори его излечить. Раз уж пришла ста́рица – вели страже её впустить и к царевичу проводить.
Меж тем и сам царь пошёл посмотреть, как дальше дело сложится. Приходит он в палаты царевича – а там шум-гам стоит, нищенка-ста́рица царицу с мамками-няньками как детей неразумных ругает, да приказы направо-налево отдаёт, будто она здесь хозяйка полноправная:
— Что это за болото вы здесь развели? Да на вас здоровый взглянет – тотчас в постель сляжет! Немедля палаты царевича перемыть, платье новое чисто наглаженное ему приготовить, все окна настежь распахнуть – чтоб даже духу от сырости вашей не осталось!
Подивился царь, но ничего не сказал, лишь кивнул слугам, чтоб исполняли всё, что ста́рица-нищенка прикажет. Принесли слуги царевичу чистую одёжу праздничную, велела ста́рица царевичу в баню идти, да все косточки свои хорошенько духом банным пропарить.
— Как же я пойду, коли меня ноженьки не держат? – спрашивает царевич слабым голосом.
— Сделаешь, как скажу – вернётся к тебе силушка, токмо для этого самому всё делать придётся! – отвечает ему старушка.
Встал царевич, шатаясь, на ноги, опёрся рукою о кровать – а ноженьки не идут. Бросились мамки-няньки со слугами к царевичу на подмогу.
— Сам! – грозно окрикнула всех ста́рица. – Всё сам делай! – подбодрила она царевича уже ласково.
Собрал царевич всю свою волюшку в себе и шагнул вперёд – поплёлся в баню, как старик ветхий, что ни одну сотню лет на земле прожил. Распарил его банщик, переодел в чистые одежды, и вернулся царевич к себе в палаты.
А ста́рица уж его поджидает.
— Вот что я скажу тебе царевич: ежели хочешь ещё пожить на белом свете – придётся тебе для того потрудиться! Вот тебе чурка дубовая, вот тебе ножичек вострый – садись и строгай из чурки ладью гладкую. Как сумеешь, так и строгай! Ты, милок, только приговаривай при том потихонечку слова заветные: «Сильны людские хворобы-немощи – а моя хвороба всех других сильнее! Кабы перестала она меня терзать хоть на денёк – подарил бы я ей ладью гладкую и ладную! Другим хворям таких даров знатных никто не даст – а у моей своя ладья будет!» Приговаривай так, а что дальше делать – сам смекнёшь, главное не пужайся ничего!
Догадался царевич, что не иначе, как сама Яга к нему на подмогу пришла и совет верный, как от хвори избавиться, подсказывает. Хотел поклониться в пояс, да поблагодарить – а ста́рицы уж и нет нигде, исчезла, словно её и не было.
Взял царевич чурку дубовую с ножичком вострым и стал из той чурки ладью по совету Яги выстругивать-вытёсывать. Только не получается у него ладья — нет в руках силушки! А он всё одно старается, да слова заветные при том приговаривает, как Яга его научила.
Сидит царевич, ковыряет деревяшку ножичком – появилась вдруг перед ним Хвороба и давай расспрашивать:
— А что это ты, царевич, делаешь? Для кого подарок мастеришь?
— Для тебя, Хворобушка! – отвечает царевич. – Токмо не знаю управлюсь ли – руки-то совсем меня не слушаются! Вся силушка моя к тебе перешла – вот и не знаю, успею ли подарочек тебе доделать.
— Да как же не успеешь? – заволновалась Хвороба, уж больно захотелось ей пред другими хворями-немочами подарком похвастаться. – Ежели тебе силушка нужна, чтоб подарок мастерить, об том не беспокойся, верну я рукам твоим силушку.
Как сказала Хвороба – так и сделала. Чувствует царевич, что вновь вернулась сила к его рукам. Обрадовался он, а сам вида не показывает, дальше чурку ножичком ковыряет, пытаясь ладью выточить.
Спрашивает Хвороба:
— Теперь готов мой подарочек?
— Что ты, я только сучки обдираю! – отвечает царевич. – Дорогой подарок в один день не делается, ты через три дня за ним приходи.
Согласилась Хвороба обождать и ушла. Через три дня возвращается и спрашивает у царевича:
— Доделал ли ты мой подарочек?
— Что ты, Хворобушка, дорогой подарок за три дня не делается – я только один бок у ладьи обтесать успел! Ты через месяц за подарочком приходи! – отвечает царевич.
— Ладно, быть по-твоему, обожду ещё месяцок! – согласилась Хвороба и вновь ушла ни с чем.
Через месяц выторговал царевич у Хворобы сроку ещё на полгода – чтобы паруса для ладьи справить. Через полгода ещё на год отсрочки договорились – надо было ладью узорами расписными украсить, дабы с первого взгляду было видно, что не простая рыбацкая лодочка у Хворобы – а самая что ни на есть царская ладья.
Пока суть, да дело – окреп царевич, пуще прежнего возмужал и силушкой налился, ни одной хвори-немощи его не сломить! Как вышел срок, отдаёт он Хворобе ладью готовую в подарочек, и говорит:
— Выполнил я своё слово, Хворобушка, теперь можно и на другую сторону идти.
— Да как же я тебя на ту сторону поведу, ежели ты здоровьем пышешь? – возмутилась Хвороба. – Мне теперь тебя ни в кровать не уложить — ни на себя не взвалить! Просто так твою силушку уже не отнимешь — сто лет ждать придётся, покуда сам зачахнешь! Нет у меня времени за тобой по пятам ходить и часа твоего ждать – я кого послабее тебя найду! — сказала так и исчезла без следа.
Как узнали царь с царицею, что Хвороба от царевича отступилася – закатили на радостях пир на весь мир! Приказал царь поварам напечь пирогов румяных, выкатить из царского погреба бочки с квасом медовым – и всех прохожих досыта угощать, мудрую Ягу с благодарностью вспоминать.
А уж была ли на том пиру Яга, аль к кому другому на подмогу торопилася – то только самой Яге и ведомо…
